Эреб - Страница 101

101

— Этот не имеет к Эребу абсолютно никакого отношения. Стало быть, мы можем выйти с него в Интернет так, чтобы программа этого не заметила и не шлепнула нас по рукам. — Он открыл ноутбук. — Ну вот, а теперь давай-ка поищем Ортолана.

Ник вбил в Google слово «Ортолан». Первая же выпавшая ссылка переправила его на Википедию. Открылась страница.

— Да ну, это же просто чушь какая-то, — заявил он, изучив информацию.

Ортолан оказался не чем иным, как малоизвестным немецким названием овсянки садовой — певчей птицы, которая во Франции и Италии считается деликатесом.

— Капитально сбивает с толку, не правда ли? — ухмыльнулся Виктор. — К сожалению, я так и не выяснил, что мистер Программист в данном случае имел в виду, но абсолютно уверен: этим он пытается что-то нам сообщить. Тут и еще кое-что обнаружилось, тебе оно наверняка понравится. — Он захлопал в ладоши, словно ребенок, которому в день рождения подарили громадный торт. Пальцы, унизанные перстнями с черепами, уже легли на клавиатуру, когда внезапно Виктор передумал: — Нет, вначале надо тебя кое о чем спросить. Ты участвовал в этих одиозных поединках, которые устраиваются на арене? А то завтра ночью состоятся очередные бои, и все герои уже сейчас от волнения чуть не писаются в свои металлические штанишки.

Ник усмехнулся:

— Да, было такое. Один раз. До второго я, к сожалению, не дожил. Увлекательная вещь. Да ты сам увидишь.

— Отлично. Но для участия в поединках ты ведь должен был записаться, верно? Ну, скажи-ка мне, у кого?

Виктор любил многозначительные загадки и просто вопросами не ограничивался.

— Во второй раз — прямо на арене, у церемониймейстера. В первый раз — у какого-то солдата в таверне Атропос.

Ухмылка Виктора уступила место забавно-растерянному выражению лица.

— Ты сказал «Атропос»?

— Да. А что?

— О господи, куда мы катимся?! — воскликнул Виктор с наигранным отчаянием. — Дети в школе что, вообще больше ничему не учатся? Ну, тогда хотя бы скажи, не заметил ли ты в облике этого вашего церемониймейстера чего-нибудь странного?

— Он совсем не вписывался в игру. Выглядел не так, как другие персонажи, а… несуразно как-то. Я всегда называл его про себя просто Пучеглазый.

Виктор уже откровенно веселился.

— Как прекрасно, просто замечательно. Но этот Пучеглазый случайно не показался тебе знакомым, а? — он широко раскрыл глаза, пытаясь сымитировать выражение лица распорядителя.

— Нет, извини.

— Тогда глянь-ка сюда.

Виктор набрал в браузере адрес, открыв сайт музеев Ватикана. Потом он еще пару раз щелкнул мышкой и наконец повернул ноутбук так, чтобы Нику был лучше виден экран.

— Вот он, твой Пучеглазый. Нарисован лично самим Микеланджело.

Чтобы прийти в себя, Нику потребовалось несколько секунд. То, что показал ему Виктор, оказалось громадной картиной, на которой мельтешили сотни фигур. Посредине располагались Иисус и Дева Мария, вокруг них на облаках сидели и стояли полуобнаженные люди. Внизу дули в трубы несколько ангелов, а остальные втаскивали людей с земли на небеса. У нижнего края картины, в грязи, корчились какие-то фигуры, и там, чуть справа от центра, был он.

Церемониймейстер выглядел именно так, каким Ник увидел его в Эребе: обнаженный, в одной лишь набедренной повязке, со странными пучками волос на голове и с длинным посохом, которым он как раз замахнулся, словно собираясь ударить сидящих в лодке людей.

— Да, это он! — взволнованно воскликнул Ник.

— Ты знаешь, как его зовут?

— Нет.

Виктор выпрямился и сделал важное лицо.

— Это Харон. В греческих мифах он переправляет на своей лодке души умерших через реку Стикс в подземное царство мертвых.

Ник внимательнее посмотрел на картину и невольно содрогнулся. Здесь Харон скорее бил души мертвых, нежели перевозил их через реку.

— Возможно, стоит упомянуть и о родителях вашего пучеглазого распорядителя. Харон — сын Никты, богини ночи, и… Эреба.

Голова у Ника окончательно пошла кругом.

— И что все это значит?

— Трудно сказать. Но, может быть, удастся подобраться к сути всей этой истории, если взглянуть на название шедевра Микеланджело. Смотри! — Он подвел курсор к тексту под фотографией.

...

Микеланджело Буонаротти

«Страшный суд»

Сикстинская капелла

— На Страшном суде Господь отделяет праведников от грешников, — пояснил Виктор. — Не очень-то красивое зрелище. И знаешь, я вот задаюсь вопросом: а не делает ли игра что-нибудь подобное? В смысле, производит отбор. Иначе почему из Эреба так беспощадно изгоняются все, кто не справился с заданием?

— Слушай, а может, все это — просто бред сумасшедшего?

Виктор еще пару раз щелкнул мышкой по картине, увеличив ее так, чтобы можно было детально разглядеть черты лица Харона.

— Может, и бред. Но главное — то, что все продумано до мельчайших деталей. А что ты мне до этого сказал? Заведение, где ты записывался, чтобы участвовать в боях на арене, называлась «Таверна Атропос»?

— Вообще-то оно называлось «Последний разрез», — уточнил Ник.

— Ох, мой малыш, мой бедный слепой малыш! — театрально воскликнул Виктор и снова что-то набрал в поисковике. — Смотри сюда. Атропос — одна из трех мойр, греческих богинь судьбы. Она старшая и самая мрачная, ее задача заключается именно в том, чтобы ножницами перерезать жизненную нить человека. Вот тебе и последний разрез, — вздохнув, Виктор захлопнул ноутбук. — Игра дает нам абсолютно ясные намеки. Ее создатель питает большую слабость к греческой мифологии. Это одна подсказка. Любой из символов, который он использует, связан с умиранием, со смертью. Это вторая подсказка. В сочетании с гениальностью программы и ее притягательностью — ой-ей-ей! Бочка динамита под нашими задницами тревожила бы меня куда меньше.

101